Кез производил впечатление, это уж точно. Однако стоило взглянуть на его лицо, и всё принимало другой оборот. Кез находил источник восхищения во всём чём угодно, и в результате его глаза буквально лучились добротой. Он часто смеялся, и редко когда получалось поймать его без улыбки на лице — существенным исключением из правил были часы, которые он проводил за расписыванием человеческих тел разнообразными изображениями и словами.
— Гарольд, дружище, ну и суровая у тебя мина, — так называть Гарри разрешалось только Кезу. — Что тебя беспокоит?
— Я отвечу на твой вопрос, но сперва мне нужно выпить.
В небольшой боковой каморке Кез приготовил ему свой фирменный напиток («Бенедектин» [46] со щепоткой кокаина), и Гарри рассказал ему всё, что с ним случилось — всё, до последней чёртовой капельки, иногда упоминая и о прошлых столкновениях с потустороньем.
— … а тут ещё вот эта ерунда с Нормой, — вздохнул он. — До нас обоих добрались, понимаешь? Как у них получилось одурачить нас обоих? Кез, Норму напуганной я видел от силы раза два в жизни, но такой — никогда.
Ещё никогда она не пряталась в какой-то дыре, испугавшись того, что за неё может прийти какой-то кошмар во плоти.
— Ну, дружище, если хочешь, сегодня же заберём её оттуда. Привезём её сюда. Устроим поудобней. Здесь она будет в безопасности.
— Нет. Я знаю, что за нами следят.
— Значит, держатся на расстоянии, — сказал Кез. — У меня ни один узор не дернулся.
Он повернул руки ладонями вверх — на каждой из них имелось по предостерегающей сигиле, разработанной и набитой Кезу в Балтиморе его бывшим любовником.
— И я ничего не почувствовал, — кивнул Гарри, — но это может означать, что они поумнели. Может, они создают помехи, которые глушат наши сигнальные сигилы. Хитрости им не занимать.
— И нам тоже, — сказал Кез. — Мы перевезём её в безопасное место. Поселим её где-то… — он выдержал паузу; на лице у Кеза расползлась его фирменная улыбка, — … в Бруклине.
— В Бруклине?
— Я знаю как раз того, кто нам нужен, поверь мне. Отправлюсь туда прямо сейчас. А ты езжай к Норме. Позвоню, как всё будет готово.
— У меня нет телефона, — сказал Гарри. — Он пал смертью храбрых.
— Ладно, я постучу. У тебя хоть есть представление, сколько сущностей вас разыскивает?
Гарри пожал плечами.
— Нет. Я даже не понимаю, почему они решили напасть именно сейчас. Офис я не менял ещё с тех пор, как ушел на вольные хлеба. И Норма жила и занималась своими делами всё в той же квартире. Раньше проблем с Преисподней не было. Чего им надо, как думаешь?
— Тут всё просто — им нужен ты, — сказал Кез.
— Что? — удивился Гарри. — Не может быть. Иначе они бы пришли прямо ко мне. Бог свидетель, раньше они не стеснялись.
— Ага, — кивнул Кез. — И всегда обламывались.
5
Гарри вернулся в подвальный секс-клуб и застал Норму за беседой с призраком, которого Норма представила, как Гвоздя МакНейла — он забрёл туда не в поисках Нормы, а по душевной прихоти, чтобы полюбоваться на любимое заведение.
— Он обожал, когда его вешали на крест в ночи летнего и зимнего солнцестояний, — поведала Норма, а затем, прислушавшись к словам фантома, добавила: «Гарри, он говорит, что и тебе стоит попробовать. Распятие и добротный минет. Рай на Земле.»
— Спасибо, Гвоздь, — сказал Гарри. — Пожалуй, я ограничусь старой доброй мастурбацией. На этой ноте покимарю-ка я несколько часов, пока Кез не приехал. Лягу за дверью, прямо на сцене. Несомненно, она видала мистера МакНейла в самом расцвете.
— Он желает тебе сладких снов.
— Исключено, и все же главное — это внимание, так что спасибо. Норма, я принёс еды, подушку и немного бренди.
— О, Гарри, золотце моё! Не стоило тебе так беспокоиться. Да и оставаться ты не обязан. Я в полном порядке.
— Уж сделай милость.
Норма улыбнулась.
— Ну, тогда мы с Гвоздем будем говорить шёпотом, — сказала она.
«Всё когда-то бывает впервые», — подумал Гарри и бросил подушку под крест. Несомненно, половицы под ним перепробовали немало телесных жидкостей. Д’Амуру подумалось, что в этом может скрываться какой-то тайный смысл, но смертельная усталость не дала ему развить мысль. Сон сморил его очень быстро, и, вопреки пожеланиям Гвоздя МакНейла, грёза (в единичном числе) была не из приятных: Гарри провёл её на заднем сиденье такси, которое привезло его к клубу, вот только знакомые улицы города превратились в развалины, а водитель, который явно знал, что их преследовало, снова и снова повторял одно и то же — «Что бы ты ни делал, не оглядывайся».
6
Жрец Ада покинул крепость и молча направился к выходу из города. Феликссон шёл за ним по пятам. Киновит заговорил, лишь когда они достигли монастырского порога.
— Посмотри налево. Видишь рощу в миле от нас?
— Да.
— Ступай туда и жди. Я приду за тобой.
Они разделились, как только прошли через ворота. При идеальных обстоятельствах Адский Жрец действовал бы спокойно и неторопливо, но увы. Тем не менее, он был готов начать, ведь этот час предваряло много лет серьезной работы, и демон с облегчением понял, что мрачное делание сдвинулось с мертвой точки. Когда Жрец благодарил Неснедаемого, он говорил искренне.
Естественно, чтобы воплотить задуманное, демону требовались недюжинные магические силы. С самого начала магия была ключевой составляющей его плана. Жрец Ада был очень приятно удивлён, что большинство его собратьев-киновитов презрели магию — если разговор заходил о её эффективности, демоны насмешливо улыбались. Благодаря этому грядущее казалось Жрецу ещё ироничней.
Он направился к ряду однообразных построек, теснившихся у дальней стены монастырской крепости. Этот район называли Каналом. Чтобы уравновесить дома, стены со стороны откоса построили вдвое выше, чем с монастырской, а верхушки лачуг щетинились нацеленными во все стороны железными пиками. Копья в свою очередь усеивали шипы, на которых погибли сотни птиц, и многие из этих пернатых попались в ловушку, расклёвывая плоть предыдущих жертв. Тут и там меж костями и железными иглами виднелось несколько недавних жертв — иногда они оживали на несколько секунд и принимались бить крыльями, а затем снова затихали, чтобы набраться сил для ещё одной тщетной попытки к бегству.
Об изначальном назначении Канала давно позабыли. Большинство его домов пустовало. В некоторых постройках хранились кольчужные фартуки и перчатки, использовавшиеся при живосечении проклятых, — залепленный кровью инструментарий просто бросили на поживу мухам. Но, истощив запасы еды и наплодив несколько поколений потомства, даже насекомые давно оставили эти места.
За исключением Жреца Ада, туда никто не ходил, да и он бывал там всего дважды: один раз, чтобы выбрать тайник для вещей, с помощью которых собирался внести свою лепту в традицию жестокостей Ордена, и ещё один раз — чтобы спрятать эти предметы. На самом деле, именно вид птиц на монастырской стене подсказало ему простой, но утончённый способ доставить адресатам послания, формулировку которых он подбирал многие месяцы. Прибегнув к знанию, извлечённому из исследований и книги «Сэмбадзуру ориката или, Тайна сворачивания тысячи журавлей» [47] , единственного не имевшего отношения к магии труда в его секретной библиотеке, Жрец Ада приступил к своему тайному деланию с рвением, которого он не чувствовал ещё со времён бытности человеком.
Сейчас же, когда киновит вошёл в шестой дом Канала, где в большой птичьей клетке спали плоды его трудов, он снова почувствовал возбуждение. Демон знал, что на вторую попытку не будет ни времени, ни возможности, и права на ошибку он не имел, но это лишь добавляло остроты его переживаниям. С тех пор, как он перенёс в эту лачугу компрометирующие артефакты, численность Ордена возросла — это обстоятельство он не учёл. Нужно было свернуть ещё несколько журавлей и пометить их тушью, называвшейся «Пеплом чешуи». На это понадобилось ещё несколько минут. Пока демон работал кисточкой, он хранил бдительность — не слышится ли за копошением умирающих птиц какого-то шёпота, шагов или других признаков того, что его ищут? Однако никто не помешал ему вывести Казнительные Вести на новых журавлях. Киновит положил бумажных птиц в клетку к их собратьям, и в этот же миг он ощутил, как в его мысли закралось практически чужеродное чувство. Озадаченный демон силился его опознать. Что же это такое?