Но в лихорадочном движении жидкости, в содрогании стенок тоннеля Джо ощутил страх. Может ли плоть Иад или управлявшее ею сознание испугаться его? Или они боятся того, кого он вывел из темницы?

Чем дальше продвигались два духа, тем больше Джо укреплялся в этом мнении. Трещины превратились в расщелины, исторгавшие вязкую жидкость; но, прежде чем развалины тоннеля похоронили их в себе, они вырвались и понеслись прочь, уворачиваясь от порождений яйца. Некоторые из тварей имели крылья, другие казались вывернутыми наизнанку, третьи походили на стаю горящих птиц, сложившихся в единое тело. Все они неслись за беглецами дикой ордой, бешено крича и визжа, волоча за собой нити вязкой материи. Яйцо содрогалось, разбрасывая куски мертвой ткани, и они падали вокруг Джо, как черный дождь.

Конвульсии так усилились, что Джо потерял своего товарища. Он попытался вернуться за ним, но орда безобразных существ налетела на него, немилосердно толкая и пиная. Он погрузился во тьму, теряя остатки сознания; потом, к его изумлению, появился свет, накрывший его колпаком, и вместе с этим светом Джо провалился куда-то вниз.

Там внизу он увидел бурлящее море сновидений, а за ним — город. Волны в его гавани поднялись так высоко, что корабли готовы были выплыть на улицы.

Это был Ливерпуль. Падая вместе с черным дождем иадов, Джо успел бросить взгляд на проход между мирами. Он раз глядел сквозь туман темную щель, а в ней, как ему показа лось, — звезду над хребтом Хармона.

Потом он ударился о воду и был подхвачен огромной волной. Прежде чем Джо потерял сознание, она подняла его, вынесла на улицы города и оставила там.

Глава 6

— Счастливчик этот Джо, — произнес кто-то, наклонившись над Фебой. Лицо его было растрескавшимся, как ручей Ангера в засуху.

Феба подняла голову с каменного ложа:

— Что с ним?

— Я говорю, что он счастливчик. Ты так говорила о нем…

— Что говорила?

— Повторяла его имя, — сказал Король Тексас.

Она глянула за его плечо. Пещера, где они находились, была полна людей, сидевших, стоявших и лежавших.

— А они меня слышали? Король заговорщицки улыбнулся:

— Нет. Только я.

— Я сломала себе что-нибудь? — Она оглядела свое тело.

— Нет. Здесь нельзя проливать женскую кровь.

— А Муснакаф?

— Что Муснакаф?

— Он выжил?

Король Тексас покачал головой.

— Меня ты спас, а как же Муснакаф?

— Я ведь предупреждал ее. Сказал, что убью его, если она не вернется.

— Но он не виноват.

— Я тоже. Виновата она.

— Тогда почему ты не выкинешь ее из головы? Вон у тебя какое общество.

— Это не общество.

— А что?

— Взгляни сама.

Она села и посмотрела на фигуры, осознав свою ошибку. Это были не люди, а статуи, сплавленные из кусков блестя щей руды или грубо вырубленные из камня.

— Ты их сделал?

— А кто же еще?

— Ты в самом деле здесь совсем один?

— Да, хоть и не по своей воле.

— Значит, ты делал их, чтобы создать иллюзию общества?

— Нет. Я пытался создать хоть какое-то подобие Мэв О'Коннел.

Феба спустила ноги с ложа и встала.

— Ничего, если я на них посмотрю?

— Смотри, — разрешил он, а когда Феба проходила мимо, прошептал: — Тебе все позволено.

Она притворилась, будто не слышит.

— А Мэв это видела? — спросила она, рассматривая статуи.

— Одну или две. Но они не произвели на нее никакого впечатления.

— Может, ты не так понял… — начала Феба.

— Что?

— Причину, почему она охладела к тебе. Я уверена, что это не твой вид. Она ведь наполовину слепа.

— Тогда чего она хотела от меня? — простонал Король Тексас— Я построил ей гавань. Построил дороги. Разровнял землю, чтобы она могла нагрезить свой город.

— Она когда-нибудь была красивой?

— Никогда.

— Ну хоть немного?

— Нет. Когда я ее встретил, она уже была старухой. К тому же повешенной. Она была грязная, и от нее плохо пахло…

— Но?

— Что «но»?

— Но ты ее любил?

— О да Я любил в ней огонь. Страсть к жизни. И конечно, ее рассказы.

— Она хорошо рассказывала?

— Конечно. Она же из Ирландии. — Он улыбнулся. — Именно так она создала этот город. Она рассказывала его, вечер за вечером. Сидела на земле и рассказывала. Потом за сыпала, а утром возникало все, о чем она говорила. Дома. Памятники. Голуби. Запах рыбы. Туман. Она все сделала из историй и снов. Я никогда не видел ничего более удивительного, чем эти утра, когда она просыпалась и смотрела на то, что накануне придумала.

Слушая его исповедь, Феба прониклась к нему более теплыми чувствами. Конечно, он свихнулся от любви, как говорила Мэв, но самой Фебе хорошо знакомо это чувство.

Откуда-то сверху донесся гул. Из трещины на потолке посыпались камешки.

— Иад приближается, — сказал Король.

— О боже.

— Думаю, город уже разрушен, — произнес Король, и в голосе его звучало печальное спокойствие.

— Я не хочу быть похороненной здесь.

— Этого не случится. Я сказал Мэв правду: иады придут и уйдут, а камень останется. — Гул повторился, заставив Фебу вздрогнуть. — Если ты боишься, давай я тебя обниму.

— Нет, все в порядке, — ответила она — Я только хочу взглянуть, что там происходит.

— Тогда пошли со мной.

Король вел Фебу по лабиринтам своих владений — на стенах он тысячу раз запечатлел собственное лицо, репетируя роль в любовной драме, которую теперь уже не сыграть, — и громко рассказывал о жизни внутри горы. Но падающие сверху камни разрушали изображения, а грохот заглушал его слова, так что Феба разобрала лишь фрагменты.

— В общем, камень не такой твердый, — говорил он. — Все становится текучим, если ждать достаточно долго…

И потом:

— Конечно, сердце у меня каменное, но оно все равно болит…

И еще:

— Сан-Антонио — хорошее место для смерти. Будь я человеком, я хотел бы пасть при Аламо…

В конце концов, минут через десять таких отрывочных разговоров, они вошли в громадную пещеру с отполированным до блеска полом. Этот пол, как перископ, отражал все, что происходило на поверхности земли. Зрелище ужасало: темная волна иадов катилась по улицам, где Феба проходила всего несколько часов назад. Она увидела, как по улице прокатилась голова какой-то гигантской статуи, сметая на своем пути целые дома, и как посреди площади приземлился небольшой остров с бьющимися на нем рыбами. Увидела корабли, застрявшие среди шпилей собора: их якоря свешивались вниз, как веревки колоколов.

А сверху падали дождем существа, поднятые из глубин моря снов. Некоторые напоминали рыб, но другие — фор мы, вдохновленные рассказами моряков или вдохновляющие их, — выглядели куда более странно. Вот морская змея с глазами, горящими, как маяки. А вот праматерь всех осьминогов, обвившая щупальцами мачты затонувшего корабля.

— Черт побери, — скачал Король Тексас, — Она всегда любила свой город больше меня, но я его переживу.

Феба промолчала. Она обратила взгляд к иадам. То, что она увидела, действовало на ее рассудок как душевная болезнь, страшная и неизлечимая. Оно не имело лица. Не разбирало вины. Может быть, не имело сознания. Оно наступало просто потому, что могло наступать, и остановить его было невозможно.

— Они уничтожат Эвервилль, — сказала Феба.

— Возможно.

— Нет. Невозможно.

— Тебе-то что? Ты, кажется, не очень его любишь.

— Не очень. Но я не хочу видеть, как он гибнет.

— Ты и не увидишь, — напомнил Король Тексас— Ты здесь, со мной.

Феба призадумалась. Конечно, он вряд ли согласится помочь. Но есть другой способ.

— Если бы я была Мэв…

— Ты не такая сумасшедшая.

— Но если бы я была ею». И если бы я основала город — не историями, а собственными руками…

— Что тогда?

— Тогда, если бы кто-то спас его от разрушения…

Она рассчитала правильно. Последовали пятнадцать секунд молчания, в течение которых Ливерпуль дрожал и рушился под ее ногами. Потом Король сказал: