— Если ты будешь лезть не в свое дело, придурок, тебе придется сильно пожалеть, — процедил Тодд. — Джерри прав. Это не сон.
— Что за хреновину вы оба несете! — скорчил пренебрежительную гримасу Эппштадт. — Посмотрите только вокруг! Разве вся эта чертовщина может быть реальной? Все это я вообразил — я, и никто другой! Уверен, вы все считали, что фантазия у меня бедная, как у учительницы начальных классов. Как бы не так!
— Эппштадт, — перебил его Тод, — твоя долбаная фантазия здесь совершенно ни при чем.
Тут Гарри издал что-то вроде ослиного крика, который обычно сопровождает неправильный ответ в телевикторинах. Он буквально упивался сознанием своей правоты и превосходства над остальными, над этими тупоголовыми кретинами.
— Ошибаешься, мой мальчик! Самым прискорбным образом ошибаешься. Вижу, ты никак не можешь врубиться в ситуацию. Хочешь, я тебе кое-что скажу, пока этот гребаный сон не прервался? Тем более и момент сейчас подходящий. Так вот, Голливуд давно не видал такого дрянного актеришки, как ты. Честно говоря, когда смотришь фильмы с твоим участием, хочется рыдать. Рыдать оттого, что такой безнадежный бездарь ухитрился пролезть на экран. Мы в «Парамаунт» просто слезами горючими заливаемся, когда ты пытаешься от страсти разорваться в клочки.
— А ты просто старая, облезлая паскуда.
— Возможно, ты прав, мой милый. Только ты в миллион раз хуже. Ты — пустое место, и ничего больше. И не забывай, это ведь я убеждал шайку идиотов, привыкших думать задницами, а не головами, выложить тебе кругленькую сумму. За демонстрацию смазливой физиономии весьма сомнительных достоинств, которой наградил тебя Бог.
Эппштадт повернулся к Лилит, которая наблюдала за перепалкой с таким любопытством, словно перед ней проделывала забавные штучки дрессированная собака редкой породы.
— Простите мою бестактность, мадам, — галантно произнес он. — Наверное, мне не следовало упоминать Бога в вашем присутствии. Полагаю, это слово вас коробит.
— Бог? — произнесла Лилит. — Я ничего не имею против Бога.
Эппштадт собирался продолжить упражнения в остроумии, но Лилит, внезапно потеряв к нему всякий интерес, отвернулась.
Она издала мелодичный свист, и из темной пасти земли на зов явились две женщины. Груди их были обнажены, на головах — ни единого волоска. При виде женских лиц и грудей, а может, и того и другого, мальчик-козел вновь пришел в возбуждение, захныкал и заметался по своей клетке.
— Это конец, — обратилась Лилит к герцогу. — Я забираю его. Хочешь сказать что-нибудь на прощание?
Герцог покачал головой и сделал выпад мечом в сторону Эппштадта, предостерегая того от вмешательства. Гарри не двигался с места, пока острие меча не коснулось его заляпанной грязью рубашки. Лишь тогда он с пронзительным воплем отскочил в сторону.
— Он вас задел? — участливо осведомился Джерри.
— Заткнись, задница, — огрызнулся Эппштадт.
Однако он счел за благо отказаться от дальнейших попыток встревать в разговор герцога с супругой дьявола. Клетку открыли, и Лилит, ухватив своего изувеченного отпрыска за член и яйца, извлекла его на свободу.
— Возьмите его, — обратилась она к своими лысым прислужницам и без всякой материнской нежности швырнула им мальчика-козла. Они подхватили мальчонку на лету и направились к зияющему отверстию.
— С этим покончено, — кивнула головой Лилит.
Она резко повернулась и чуть приподняла подол своего украшенного диковинной вышивкой одеяния, чтобы оно не путалось под ногами.
— У тебя были дети? — взглянула она на герцога. Он молча покачал головой.
— Тогда ты будешь лежать с теми, кто жил до тебя, а не с теми, кто пришел после. Это хорошо. По-моему, очень печально — встретиться в могиле со своими же собственными детьми. — Лилит склонила голову. — Настал момент прощания. Я знаю, ты заслужил отдых.
Лилит сказала все, что намеревалась сказать, и сделала шаг к бездонной расщелине. Однако выяснилось, что Эппштадт еще не успокоился.
— Примите мое восхищение, мадам, — начал он рассыпаться в любезностях. — Должен сообщить, такие женщины, как вы, встречаются нечасто. Знаете, обычно бывает так — или сиськи, или мозги. А вам природа подарила и то, и другое. Мне даже немного жаль, что это только сон. С такой женщиной я не прочь познакомиться и наяву.
Лилит бросила на него холодный взгляд, который менее самодовольного человека обратил бы в бегство. Но Эппштадт, по-прежнему воображавший себя непререкаемым властелином собственных фантазий, остался нечувствителен к ледяному гневу, которым окатила его супруга дьявола.
— Возможно, мы с вами уже встречались? — светским тоном осведомился он. — Я в этом почти уверен. Наверняка я извлек ваш прелестный образ из богатых запасников своей памяти.
— Прекрати, — прошептал Тодд.
— Что прекратить?
— Свои дурацкие игры. Сейчас не время. И не место.
— Мой сон — что хочу, то и делаю, — отрезал Эппштадт. — А вы все можете отсюда убираться ко всем чертям. И ты, пидор долбаный, и ты, Пикетт, и эта твоя толстозадая подружка. — Он махнул рукой в сторону Тэмми. — Убирайтесь все! Надоели до коликов! Не желаю вас больше видеть.
Тодд взглянул на Лилит, словно спрашивая у нее разрешения уйти. Она медленно кивнула — сначала Тодду, потом Тэмми и, наконец, Джерри.
— Ты уверен, что не желаешь составить нам компанию и уйти отсюда, пока не поздно? — обратился Тодд к Эппштадту.
— Пошел в задницу.
Джерри уже повернулся спиной к «пасти ада» и торопливыми шагами направился к спасительному порогу. Тэмми собиралась последовать его примеру, однако замешкалась, увидав герцога и двух его охотников, лежавших в траве на опушке леса. Как они там оказались, из каких соображений улеглись на земле, Тэмми не знала.
Но вдруг она заметила, что тела их уже разлагаются — притом что все трое были живы и пристально смотрели в небеса, где взаимное расположение светил продолжало меняться. Казалось, этих людей ничуть не тревожило то, что происходит с их телами; они радовались покою, обретенному после стольких томительных лет, за время которых они никак не могли разорвать замкнутый круг. Все трое лежали недвижно, и кожа их оползала с костей, в ушах копошились жуки-могильщики, а в ноздрях — мухи.
Тэмми не стала ждать, чем все это кончится. У нее не хватило смелости. Торопливо повернувшись, она бросилась вслед за Джерри.
Когда она поравнялась с Брамсом, тот сказал:
— Погляди.
— Я видела.
— Я не про это, — покачал головой Джерри. — Погляди в небо. Конец близок. Это так грустно, что не выразишь словами.
Глава 2
Да, конец был близок.
Луна отодвигалась, открывая солнце, и с каждой минутой его лучи, которые вот уже несколько сотен лет скупо освещали раскинувшийся под тусклыми небесами пейзаж, становились все горячее и ярче. Легкие перистые облака уже рассеялись бесследно. Теперь очередь была за плотными свинцовыми тучами; они тоже таяли на глазах, открывая голубые просторы, по которым одна за другой, подобно праздничному фейерверку в честь окончания охоты, проносились падающие звезды. Наиболее смелые обитатели этого мира — животные, привыкшие к рассеянному свету вечных сумерек, — подстрекаемые любопытством, оставили свои пещеры и норы и наблюдали за переменами, что творило повсюду солнце. Лев, снабженный крыльями столь мощными, что они давали ему возможность летать, покинул свой трон меж ветвями древнего дуба и взмыл в воздух, словно бросая вызов самому солнцу. Однако жар, изливающийся с небес, оказался непереносим для могучего зверя, и он рухнул наземь, теряя перья, каждое из которых своими размерами не уступало мечу.
Джерри моментально уловил смысл происходящего.
— Сейчас начнется светопреставление, — сообщил он.
И действительно, паника охватила дотоле невозмутимый мир и всех его жителей. Животные, еще недавно благоденствовавшие в серебристом сумраке, ныне были охвачены ужасом; они чувствовали, что небесное светило, несущее свет и зной, грозит им погибелью. Тут и там звери, птицы и гады носились в поисках тени и отчаянно сражались за каждый утолок, откуда вездесущие солнечные лучи еще не успели изгнать полумрак. Не только крылатый лев был сражен яростным натиском солнца. Птицы, испуганные небесным сиянием, стаями поднимались в воздух и тут же опускались, оглашая пространство растерянными криками. По дорогам метались обезумевшие дикие собаки; в приступе отчаяния они вцеплялись друг другу в глотки. Воздух внезапно наполнился мириадами мошек и стрекоз; все новые тучи только что вылупившихся букашек поднимались из травы, где яйца насекомых, спокойно ждавшие своего часа, внезапно трескались под влиянием резкого подъема температуры. Вслед за мошкарой появились и охотники, для которых она являлась самой лакомой добычей. Всевозможные грызуны сновали в траве, торопливо набивая желудки. Земля кишмя кишела ящерицами и змеями.