Что касается картины Теда, то Гарри решил повесить ее в гостиной. Поскольку действовать пришлось одной рукой, он провозился битых два часа. Он приколотил холст прямо к стене, и вышло лучше, чем в галерее на выставке. Освободившись от рамы, видение художника словно сочилось кровью из стены.

Хорошенькая Сабина, по всей видимости, выполняла инструкции Кочевника. Больше она не появлялась. Но Гарри все-таки врезал в дверь два новых замка — на всякий случай.

Не прошло и двух недель после поединка на Уикофф-стрит, как вдруг ему позвонил напуганный Рауль:

— Прилетай скорее, Гарри. Чем бы ты ни занимался…

— Где ты?

— Я в Омахе. Я искал Теслу.

— И что?

— Нашел. Но… она не такая, как я ожидал.

— Она в порядке?

В ответ он услышал молчание.

— Рауль?

— Да, я здесь. Я не знаю, в порядке она или нет. Лучше прилетай и сам посмотри.

— Она у Грилло?

— Да. Я шел за ней от самого Лос-Анджелеса. Она сказала соседям, что едет в Небраску. В Голливуде такое считают безумием. Когда тебя ждать?

— Сегодня, если есть рейс. Приедешь за мной в аэропорт? Я не в лучшей форме.

— Что случилось?

— Так, вляпался в дерьмо. Но теперь все чисто.

Глава 4

Феба не сказала Джарифе о том, что узнала гостя. С одной стороны, рассказывать было мучительно, с другой — Феба боялась, что Джарифа испугается призрака и увезет детей. Тогда семья останется без крова и без средств, а Фебе придется сидеть в одиночестве. Она уже привыкла к шуму и гомону, и ей не хотелось оказаться один на один с тем, что она наделала. Это было бы невыносимо.

Конечно, Джарифа не слишком поверила Фебе и едва ли удовлетворилась сбивчивыми объяснениями. Но время шло, детей почти перестали мучить приступы слез и ночные кошмары, жизнь в доме постепенно возвращалась к привычному размеренному ритму, так что Джарифа держала свои сомнения при себе.

Теперь Феба начала методично обследовать город в поисках ключа — подсказки, где искать Джо. Если предположить, что Джо не мог просто испариться, выйдя на улицу (в чем Феба не сомневалась: часть его была видимой и плот ной), то не мог он и уйти так, чтобы его абсолютно никто не заметил. Даже в этом городе, куда прибывали суда со всех концов света, а по улицам бродили невиданные существа, — даже здесь Джо должен обращать на себя внимание.

Феба пожалела, что не наладила отношений с соседями. Когда она обращалась к ним с вопросом, ей вежливо отвечали, но стремились поскорее отойти. Она оставалась чужой для них. Феба не спрашивала у соседей про Джо, опасаясь, что люди ничего не расскажут, далее если что-то заметили. Несколько дней подряд она возвращалась домой несчастная и уставшая; она ходила от дома к дому (или от стройки к стройке), все расширяя круги и спрашивая у встречных, не заметили ли они наполовину видимого человека. Она утратила аппетит и разучилась улыбаться. Иногда она, голодная, забывала про обед и ужин и просто бродила по улицам, повторяя его имя. Однажды она заблудилась и так устала, что, не имея сил искать дорогу обратно, уснула на улице. В другой раз зашла в бар в разгар драки, когда две семьи решали между собой территориальные споры, и ей едва не перерезали горло. Но Феба продолжала надеяться, что рано или поздно одна из улиц приведет ее к Джо.

Но нежданно-негаданно новости нашли ее сами. Как-то раз Феба, проблуждав по городу часов двенадцать, собиралась принять ванну. Тут в дверь постучали, и на пороге, не дожидаясь приглашения, появился Энко, попросивший уделить ему несколько минут. Энко всегда относился к Фебе не слишком дружелюбно; это был долговязый нескладный под росток с лицом человека, но с двумя симметричными островками пятнистой кожи на лбу и на шее и с остаточными жаберными пластинками, идущими от середины щеки.

— У меня есть друг, — сказал Энко. — Его зовут Вип Луйму. Он живет от нас через два квартала. Знаете дом с заколоченными окнами?

— Знаю, — ответила Феба.

— Он мне сказал, что вы тут искали… Ну, этого, что был у нас здесь.

— Да, искала.

— Ну так вот, Вип кое-что знает, но мать запретила ему вам говорить.

— Хорошие соседи, — заметила Феба.

— Да это не из-за вас, — проговорил Энко. — Ну… то есть и да и нет. Вообще-то это из-за того, что было здесь раньше, давно. Когда стали приходить корабли, все подумали, что вы хотите открыть дело, как мисс О'Коннел.

— Дело? — переспросила Феба.

— Да. Ну, вы понимаете. Женщины.

— Ничего не понимаю, Энко.

— Ну, шлюхи.

— Что «шлюхи»? — удивилась Феба. — Ты хочешь сказать… — Значит, этот дом… Здесь был бордель?

— Лучший в городе. Так говорит отец Випа Люди сюда приезжали отовсюду.

Феба вспомнила Мэв в ее королевской постели с подушками и любовными письмами, рассуждавшую о том, что любовь — для дураков. Так вот в чем дело. Она просто хозяйка борделя. Любовь мешает делу.

— Ты мне окажешь большую услугу, — сказала она Энко, — если объяснишь Випу и всем остальным, что я не собираюсь открывать бордель.

— Ладно.

— Но… ты сказал, что твой приятель что-то знает?

Энко кивнул:

— Он слышал, как его отец говорил, будто в гавани бродит недотень.

— Недотень?

— Ну да. Так говорят матросы. Когда видят в море что-то такое, недоделанное.

Недоснившееся, подумала Феба. Как мои Джо. Моя ми лая тень Джо.

— Спасибо, Энко.

— Да нет проблем, — ответил парнишка и повернулся к двери.

У выхода он оглянулся:

— А знаете, Муснакаф мне не отец.

— Да, я слышала

— Он двоюродный брат моего отца. Но вообще-то и он рассказывал, как уходил в плавание искать женщин для мисс О'Коннел.

— Могу себе представить, — отозвалась Феба

— Он все мне рассказывал. Где искать. Что говорить. Так что… — Энко замолчал и потупился.

— Так что, если я решу снова открыть дело… Парень просиял.

— Я буду иметь тебя в виду.

Феба сидела в ванне, пока вода не остыла. Потом она оделась потеплее и поплотнее — из-за ветра, который в последние дни сделался очень холодным, особенно в гавани. Затем она пошла в кухню, наполнила одну из серебряных фляжек Мэв брусничным соком и отправилась к морю. По пути она думала: если она не найдет Джо за год, то и впрямь откроет бордель назло соседям, не пожелавшим ей помочь. А потом, как Мэв, состарится в роскоши, получив доход от отсутствия любви в мире.

Как Рауль и обещал, он встретил Гарри в аэропорту. Вначале д'Амур не узнал его. Солнце немного скрасило жутковатую бледность новой кожи Рауля, а под темными очками не было видно серебристых зрачков. Лысину он прикрыл бейсболкой. Выглядел он странновато, зато в таком виде можно спокойно показываться на людях.

Рауль усадил Гарри в старый «форд-кабрио», купленный, наверное, в антикварном салоне (хотя водительских прав у него, как он признался, не было), и всю дорогу до дома Грилло они рассказывали друг другу о том, что с ними произошло. Гарри отчитался о последнем посещении Уикофф-сгрит, а Рауль — о поездке в миссию Санта-Катрина, где Флетчер когда-то открыл и синтезировал нунций.

— Я устроил там себе убежище, — рассказывал Рауль. — И отсиживался в нем, пока меня не нашла Тесла. Я думал, теперь там ничего нет. Ничего подобного — все как прежде. Если у местных жителей заболеет ребенок, они так же ходят в развалины молиться и просить Флетчера о помощи. Очень трогательно. Я встретил двух знакомых, хотя они меня, ясное дело, не узнали. Правда, одной старухе — лет ей, наверное, девяносто — я сказал, кто я. Она слепа и немного безумна, но она поклялась мне, что недавно его видела.

— Флетчера?

— Да. Она сказала, что он стоял на краю скалы и смотрел на солнце. Он всегда так делал…

— Ты думаешь, что он там?

— Случаются странные вещи, — отозвался Рауль. — И мы оба это знаем.

— Стены становятся тоньше, да? — сказал Гарри.

— Похоже, что так.

Какое-то время они ехали молча.