— Помню, — ответила она.
— Он всегда говорил, что однажды уедет в Топангу, выберет последнюю волну… и больше не вернется. Он говорил, что любит смерть. Но это не так, Джо-Бет.
— Не так?
— Он оказался трусом. Он любил болтать, но оказался трусом. Но я не такой, правда? Я не маменькин сынок…
Тут он снова зарыдал, еще сильнее, чем раньше. Она пыталась успокоить его, но на этот раз ничего не получалось.
— Мама… — услышала она его всхлипы. — Мама…
— Что с мамой? — спросила она.
— Я не виноват…
— В чем не виноват?
— Я просто искал тебя. Я не виноват…
— В чем не виноват, я спрашиваю? — требовала ответа Джо-Бет, отстранив его от себя. — Томми-Рэй, отвечай, Ты сделал ей больно?
Он похож на зареванного ребенка, подумала она. Он перестал притворяться взрослым Превратился в обозленного мальчишку. Жалок и опасен — неизменное сочетание.
— Ты причинил ей боль.
— Я не хочу быть Человеком-Смертью… — запротестовал он. — Я не хочу никого убивать…
— Убивать? — переспросила она.
Он взглянул ей прямо в глаза, словно это могло убедить ее в его невиновности.
— Это не я. Это мертвецы. Я искал тебя, а они последовали за мной. Я не смог от них оторваться, Джо-Бет, но я пытался. Правда, пытался.
— Господи! — Она резко оттолкнула его от себя. Оттолкнула она его не так уж и сильно, но это действие вызвало волнение вещества Субстанции, несоизмеримое с ее движением. Она смутно понимала, что причиной этого волнения было отвращение, что она испытывала. Состояние Субстанции соотносится с состоянием ее сознания.
— Этого не случилось бы, если бы ты осталась со мной, — продолжал Томми-Рэй. — Ты должна была остаться, Джо-Бет.
Она оттолкнула его ногой. От ее эмоций Субстанция вскипела.
— Ублюдок! — крикнула она — Это ты убил ее! Это ты убил ее!
— Ты моя сестра, — сказал он. — Только ты можешь меня спасти.
Он потянулся к ней. На его лице читалась мука, но Джо-Бет видела перед собой убийцу своей матери. Пускай Томми-Рэй доказывает свою невиновность до конца света (если конец света еще не наступил) — она никогда не простит его. Он не видел или предпочел не заметить ее отвращение. Он схватил сестру обеими руками сначала за лицо, потом за грудь.
— Не бросай меня! — закричал он. — Я не позволю тебе меня бросить!
Сколько раз она прощала его лишь потому, что они вышли из одной яйцеклетки? Видела его развращенность и все равно протягивала руку помощи. Даже упрашивала Хови, чтобы он изменил свое отношение к Томми-Рэю ради нее. Хватит. Да, этот человек — ее брат-близнец, но он матереубийца. Мама выдержала Яффа, пастора Джона, жизнь в Паломо-Гроуве — и все ради того, чтобы быть убитой в собственном доме собственным сыном. Это преступление простить невозможно.
Он снова потянулся к сестре, но теперь она была готова. Джо-Бет изо всех сил ударила его по лицу, потом еще раз. От неожиданности он на секунду выпустил ее, и она поплыла прочь, вспенивая ногами бурлящую воду перед ним. Он закрылся от брызг руками, и девушка покинула пределы его досягаемости. Она почувствовала, что ее тело потеряло прежнюю гладкость, но не стала задумываться над этим; все, чего ей хотелось, — оказаться как можно дальше от брата, и чтобы он никогда, никогда больше не мог коснуться ее. Она быстро плыла вперед, не обращая внимания на его рыдания. Она не оборачивалась, пока его голос не стих вдали. Только тогда она замедлила движение и оглянулась. Томми-Рэй исчез из виду. Джо-Бет переполняло горе, оно душило ее. Но, прежде чем девушкой полностью завладело сознание маминой смерти, это чувство вдруг вытеснил внезапный ужас Стало тяжелее двигать руками и ногами. Слезы ослепили Джо-Бет, и она поднесла руки к лицу, чтобы получше рассмотреть их. Сквозь пелену, застилавшую глаза, она увидела, что ее пальцы покрылись коркой, словно их опустили в овсянку с маслом. Тыльную сторону ладони покрывала такая же мерзость.
Она заплакала, прекрасно понимая, что это значит. За нее взялась Субстанция. Она сделала ее гнев твердым. Море превратило ее плоть в плодородную грязь. Из него выходили существа столь же омерзительные, как и ее гнев.
Ее рыдания превратились в крик. Она почти забыла, что можно так кричать; она столько лет была послушной домашней дочкой, улыбавшейся соседям даже утром в понедельник. Теперь мама умерла, а Гроув, возможно, разрушен. А понедельник? Что такое понедельник? Это просто произвольно выбранное название одного дня из множества дней, составляющих историю мира. Теперь все — дни, ночи, названия, города и умершие матери — потеряло смысл. Единственное, что для нее по-прежнему важно, — это Хови. Он — единственное, что у нее осталось.
Она попыталась представить себе Хови, в отчаянии ища, за что зацепиться в этом безумии. Сначала его образ ускользал. Джо-Бет видела перед собой лишь перекошенное лицо Томми-Рэя, но она упорно старалась представить себе Хови — его очки, бледное лицо, странную походку. Его глаза, полные любви. Его лицо, наливающееся кровью, когда он волновался, что бывало довольно часто. Его кровь и любовь слились в одной отчаянной мысли.
— Спаси меня, — прорыдала она, вопреки всему надеясь, что странные воды Субстанции донесут до него ее отчаяние. — Спаси меня, или я умру.
Глава 2
— Абернети?
До рассвета в Паломо-Гроуве оставался час, когда Грилло закончил свой отчет.
— Удивительно, что ты еще жив, — прорычал Абернети.
— Тебя это расстраивает?
— Ты задница, Грилло. После того звонка в шесть утра от тебя несколько дней нет никаких вестей.
— У меня есть сюжет.
— Слушаю.
— Я расскажу тебе, как все было, но не думаю, что ты это напечатаешь.
— Уж позволь мне об этом судить. Выкладывай!
— Начинаю. Прошлым вечером в тихом провинциальном городке Паломо-Гроуве, округ Вентура, раскинувшемся на тихих склонах долины Сими, наша реальность, которую посвященные называют Космом, была прорвана силой, доказавшей нашему корреспонденту: вся жизнь — это кино…
— Что за херню ты несешь?
— Заткнитесь, Абернети. Рассказываю один раз. На чем я остановился? Ах да… кино. Эту силу применил некий Рэндольф Яфф. Она разорвала границы того, что большинство особей нашего вида считают единственной и абсолютной существующей реальностью, и открыла дверь в другое состояние бытия — море под названием Субстанция…
— Это что, прошение об увольнении?
— Ты хотел историю, которую никто бы не осмелился напечатать, так? — сказал Грилло. — Настоящую грязь? Вот она. Это великое откровение.
— Это просто смешно.
— Может, все новости, потрясшие мир, так и должны звучать? Ты об этом не задумывался? Что бы ты сделал, если бы я написал репортаж о воскрешении? Распятый на кресте сбежал из могилы. Ты бы это напечатал?
— Это же другое, — сказал Абернети. — Это случилось.
— И это тоже. Клянусь богом. Если нужны доказательства, то скоро ты их получишь.
— Доказательства? Откуда?
— Просто слушай. — Грилло опять вернулся к своей статье. — Откровение, доказывающее хрупкость нашего бытия, было явлено в разгар одной из самых блестящих вечеринок в истории современного кино и телевидения. Около двух сотен гостей — голливудские звезды и магнаты — собрались в особняке Бадди Вэнса, что умер на этой неделе в Паломо-Гроуве. Его смерть, одновременно трагическая и загадочная, положила начало череде событий, достигших кульминации прошлой ночью и завершившихся исчезновением из нашего мира ряда гостей. Деталей мы пока не знаем, равно как и точного числа жертв. Тем не менее нам известно, что среди пропавших — вдова Вэнса Рошель. Мы не располагаем данными, что именно произошло с исчезнувшими людьми. Возможно, они мертвы или оказались в иной реальности. Проверить это вряд ли согласится даже самый отчаянный искатель приключений. Мы лишь сообщаем, что они просто исчезли с лица земли.
Он ожидал, что Абернети его перебьет, но на том конце провода царило молчание. Такое глубокое, что Грилло не выдержал и спросил: