Голос его прервался.
— Тодд? — окликнула Тэмми.
Пикетт чуть приоткрыл глаза и взглянул на нее сквозь ресницы.
— О чем это я?
— Ни о чем, — пробормотала Тэмми, присаживаясь на краешек постели. — Спите.
— Нет, я только что нес какую-то чушь. О чем? — настаивал он.
— Вы рассказывали о том, что хотели походить на Пола Ньюмена.
— Да-да, Я часами кривлялся перед зеркалом, стараясь его скопировать. Понимаете, он делал все без всякого напряжения. Трудно было поверить, что он играет. Это выглядело так… естественно.
Пока он говорил, Тэмми сняла туфли (ноги у нее ныли от усталости, к тому же оказалось, что они грязные, но у Тэмми не было сил отправиться в душ) и осторожно улеглась рядом с Тоддом. Он, похоже, не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал свой рассказ. Однако с каждой секундой язык его заплетался все сильнее, и слова становились все более бессвязными.
— А потом я встретил его… и он был… такой маленький… такой обыкновенный…
Дойдя наконец до развязки, Пикетт тихонько захрапел.
Тэмми, приподнявшись на локте, не сводила с него глаз. Несколько дней назад она и мечтать не смела, что окажется в одной постели с Тоддом Пикеттом. При одной мысли об этом сердце ее наверняка выскочило бы из груди. И все же она здесь, лежит с ним бок о бок — и ничего, ровным счетом ничего не ощущает, лишь легкое раздражение по поводу того, что он развалился слишком вольготно, предоставив ей тесниться на краешке кровати. Впрочем, выбора у нее не оставалось. Если ей не нравится делить ложе с Мистером Покорителем Сердец, она может устроиться на полу.
Тэмми опустила тяжелые веки.
Она так устала, что через мгновение уже спала. И не видела никаких снов.
Глава 3
Пока два столь несхожих друг с другом искателя приключений спали в полумраке номера 131 отеля «Уилшир Плаза» и сон их был слишком крепок, слишком глубок и слишком подобен смерти, чтобы назвать его сладким, город ангелов пробудился и принялся за свои ежедневные дела. В этом городе делали деньги. В этом городе снимали фильмы. В обшарпанных мотелях стряпали тоскливое порно, в Калвер-Сити и Бербанке лепили занудные зрелища, бюджет которых мог бы вывести из кризиса небольшую страну; что касается малобюджетных картин о жизни проституток, сутенеров и безработных киношников — их выпекали везде и всюду, где находились свободный павильон и несколько готовых на все актеров. Некоторым из этих фильмов предстояло стяжать славу; даже для порнухи существовал теперь свой фестиваль, и победительница в номинации «Лучшая сосалка» имела возможность подняться на сцену и, краснея и смущаясь, в трогательных выражениях поблагодарить своего агента, мамочку и Господа Бога.
Однако в этом городе разыгрывались отнюдь не только кинодрамы, приправленные изрядной долей секса или же псевдонаучной фантастики. Здесь работала величайшая в мире фабрика грез, поэтому каждый день автобусы и самолеты доставляли сюда новые партии юных мечтательниц и мечтателей, решивших попытать счастья. И каждый день повзрослевшие мечтатели, прослонявшиеся на задворках фабрики грез месяцы, а иногда и годы, с горечью понимали, что прихотливую славу они привлекают не больше, чем завзятого гурмана — суши недельной давности. Им не суждено быть обласканными этой разборчивой дамой, не суждено стать такими, как Мерил Стрип, Тодд Пикетт или Джим Кэрри. Впрочем, не исключено, что слава смилуется и изольет на них свою благосклонность, но подобное произойдет лишь в следующей жизни, а может, и несколько жизней спустя. Однако это обстоятельство служило пасынкам славы слабым утешением, и они не слишком горели желанием уехать домой и забыть об актерской карьере. Куда лучше было купить пистолет (именно так поступил этим утром некто Райан Тайлер, в действительности Норман Майлс), вернуться в свою однокомнатную квартирку и вышибить себе мозги. Помянутому самоубийце посчастливилось сыграть эпизодическую роль (и даже произнести несколько слов) в одном из фильмов сериала «Смертельное оружие»; Норман не замедлил сообщить всем жителям городка Стокгольм в штате Огайо, откуда он пожаловал в Голливуд, что начало великой карьере положено. Увы, при монтаже его эпизод вырезали, и по каким-то неведомым причинам пронзительный взгляд режиссера уже более не останавливался на незадачливом искателе счастья. В течение шести лет, миновавших после съемки незабвенного эпизода, Райану Тайлеру так и не удалось вновь попасть в волшебные лучи прожекторов. Пуля оказалась милосерднее упорно молчавшего телефона. Однако смерть несостоявшейся кинозвезды не стала громкой новостью.
Самоубийство, совершенное неким Родом Макклаудом, наделало куда больше шума, но лишь благодаря тому, что бедолага бросился с моста и вследствие этого происшествия возникла огромная автомобильная пробка. Покойный Макклауд некогда сподобился получить «Оскара»; четырнадцать лет назад он вместе с четырьмя другими продюсерами был удостоен вожделенной статуэтки. Так как награждаемых оказалось слишком много, Макклауд не успел прорваться к микрофону и вознести хвалу своей мамочке и Господу Богу; прежде чем его более шустрый коллега закончил рассыпаться в благодарностях, оркестр грянул бодрый мотивчик, служивший сигналом к уходу со сцены.
Около полудня стало известно еще об одном самоубийце. На этот раз счеты с жизнью свел человек, который в отличие от шестидесятилетнего Макклауда находился в самом начале жизненного пути. Два года назад Джастин Тау был назван самым преуспевающим продюсером в номинации до двадцати пяти лет (ему в ту пору исполнилось двадцать два); величайший из голливудских воротил, почти что божество, взял его под свое крыло и объявил достойным преемником. Этим утром Джастин Тау повесился в гараже своего брата. Во избежание кривотолков он оставил предсмертное письмо, выдержанное в четком и ясном стиле, которому его учил бывший босс. Там он сообщал, что не в силах преодолеть губительное пристрастие к героину, из-за которого он ощущает себя неполноценным человеком. Далее он раскаивался в собственных жестоких словах и бессердечных поступках. Он причинил немало обид людям, которых любил, признавал Тау, но виной всему были наркотики — именно они разрушили его жизнь, с которой он ныне расставался без всяких сожалений. На самоубийце были костюм стоимостью десять тысяч долларов, сшитый на заказ в Милане, и безумно дорогие итальянские ботинки. Решив умереть не так, как жил, то есть достойно и аккуратно, он не забыл надеть подгузник для взрослых.
Новость о самоубийстве Джастина распространилась с быстротой молнии, и несколько преуспевающих кинодеятелей в тот день остались дома, вспоминая о наркотическом кайфе, которому они предавались в обществе покойного, и размышляя, не пришло ли им время обратиться в клинику анонимного лечения наркомании. Но вскоре телефонные звонки вновь призвали их к жизни, и заботы суетного дня заглушили печальные мысли. Пара щепоток кокаина помогла им окончательно позабыть беднягу Джастина и приняться за дела. У них будет время погоревать о нем позднее, на похоронах.
Кстати, говоря о похоронах: в этот день урна с прахом некоей Дженнифер Скарцеллы, уроженки Чикаго, была погружена в самолет, направлявшийся в вышеупомянутый город. Девица скончалась девять месяцев назад, но тело ее лишь недавно обнаружили, опознали, кремировали и теперь отсылали на родину, где ей предстояло обрести последнее пристанище. Дженнифер уехала из дома семь лет назад, не потрудившись сообщить родителям о своих планах. Впрочем, о честолюбивых намерениях своей дочери отец и мать могли догадаться без труда — с малых лет девочка грезила карьерой кинозвезды. В ходе разбирательства выяснилось, что Дженнифер застрелил любовник, рассерженный ее отказом принять участие в фильме категории X. Теперь парень находился под следствием, а девушка возвращалась домой — не изменив своим заветным мечтам, но поплатившись за них жизнью.
День продолжался, и тени медленно удлинялись, по мере того как солнце, достигнув высшей точки, начало путь к закату.