— Прекратите свое дурацкое хихиканье, — приказал он.
Однако смех не смолкал, и это вывело Гарри из себя. Конечно, эти ублюдки потешаются над ним — над кем же еще? Ведь больше здесь никого нет. Ну, сейчас он им покажет.
Он переступил через порог, готовый свершить праведное возмездие. Воздух был холоден и влажен. «Чертовски неприятный дом, — пронеслось у него в голове, — а сад так и вовсе гадость». Но смех раздавался все громче, и Гарри не мог повернуть назад, пока не заткнет весельчакам глотки.
— Кто вы такие? — взревел он. — Это частная собственность! Вы меня слышите? Вы не имеете права…
Тут он осекся, потому что под ветвями одного из деревьев увидел контуры человеческой фигуры. Нет, двух. И даже трех.
Он не мог как следует рассмотреть лица насмешников, но отчетливо ощущал на себе их наглые, издевательские взгляды.
Раздался новый взрыв смеха. Как видно, этих типов очень позабавил его гнев.
— Я вас предупреждаю, — прорычал Эппштадт, словно пугал непослушных детей. — Убирайтесь отсюда прочь! Живо!
Впрочем, насмешники оказались не робкого десятка. Хохот их становился все громче и откровеннее, более того, они решили выйти из своего укрытия. Теперь Эппштадт хорошо их видел. Похоже, они и в самом деле самовольно вторглись в чужой сад, решив устроить здесь нечто вроде пикника. Среди нарушителей он увидел прелестную юную девушку (судя по восхитительно нежной коже, ей было не более семнадцати лет) с обнаженной грудью и мокрыми темными волосами. Внешность ее показалась Эппштадту смутно знакомой; возможно, еще девочкой она снималась в одном из фильмов, где он был продюсером. Если это так, то из этой девочки получилась очаровательная женщина. Но в ее походке, в манере держаться — она наклонилась так низко, словно в любую минуту могла упасть, — было нечто, от чего Эппштадт насторожился. Ему вовсе не хотелось, чтобы эта красавица с упругой кожей, свежими бутонами сосков и пухлыми губами приближалась к нему. В глазах ее сверкал неутоленный голод, и, хотя Гарри понимал, что вовсе не является объектом ее вожделения, он не имел ни малейшего желания оказаться на ее пути.
Остальные двое все еще прятались под деревом. Нет, их было не двое. Теперь он видел, что их целое сонмище, — Эппштадт ощущал на себе множество любопытных взглядов. Люди таились повсюду, едва различимые в слабом рассеянном свете. Они скрывались в кучах сухих листьев. Сидели на ветвях и, срывая увядшие цветы, бросали их на покрытые гниющей травой дорожки.
Эппштадт осторожно попятился назад, кляня себя за то, что высунулся из дома. И не только за это. Вся затея с поездкой сюда была чистой воды безумием. Черт его дернул отправиться к Максин на эту долбаную вечеринку. Черт его дернул связаться с этим засранцем Пикеттом, а потом устроить дурацкий допрос Брамсу и вынудить его приехать в это проклятое место. Спору нет, он поступил как безнадежный идиот.
Эппштадт сделал еще один шаг назад. Тут глаза обнаженной девицы вспыхнули таким ярким светом, словно в каждом из них зажглось по лампочке. А потом, так и не сказав ни слова, она бросилась к Эппштадту. Он не стал ждать, пока она приблизится, и, быстро крутнувшись, пустился наутек. В это мгновение он увидел, как десяток — нет, пожалуй, два десятка существ, таившихся в полумраке, покинули свое укрытие и устремились к дверям дома, вслед за Эппштадтом и девушкой.
Всего шаг отделял Гарри от спасительного порога, когда молодая голая сучка нахально схватила его за руку.
— Прошу вас, — прошептала она, и пальцы ее впились в жирную мякоть, которой обросли руки Эппштадта в тех местах, где у мужчин покрепче находятся бицепсы.
— Пустите меня, — выдохнул он.
— Прошу вас, не уходите, — взмолилась она.
С неожиданной силой девушка притянула его к себе. Он попытался вырваться и вцепился в дверной косяк. Двадцать пять лет никто не смел так бесцеремонно хватать его руками — однако в последние двадцать четыре часа люди словно с ума посходили, и уже второй раз он сделался жертвой физического насилия.
Девушка не ослабляла железной хватки, явно не собираясь расставаться со своей добычей.
— Останьтесь здесь, — твердила она.
Эппштадт отчаянно дернулся. Тонкая рубашка от Армани треснула и порвалась, и Гарри, воспользовавшись моментом, освободился-таки от цепких пальцев. На бегу он успел увидеть множество устремленных на него сверкающих глаз.
Испуг придал Эппштадту проворства. Он давно не бегал так быстро, как сейчас. В два прыжка Гарри домчался до порога, перескочил через него и, едва оказавшись в доме, захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Запор защелкнулся. Дрожащими пальцами Эппштадт нащупал замок, ожидая, что в следующее мгновение дверь начнет сотрясаться под ударами множества кулаков.
Однако ничего подобного не произошло. Несмотря на то, что хулиганам не составило бы труда выломать дверь, видимо, они решили воздержаться от этого противозаконного деяния. Девушка ограничилась тем, что несколько раз окликнула его через дверь. У нее был звучный, хорошо поставленный голос, как у выпускницы школы актерского мастерства.
— Вам следует быть осторожнее, — предупредила она, нараспев растягивая слова. — Скоро этому дому конец. Вы слышите меня, мистер? Конец совсем близок.
Разумеется, Эппштадт ее слышал; у него не было проблем со слухом, а она говорила громко и отчетливо. По-прежнему не понимая, почему эта отчаянная банда побоялась взломать дверь, Гарри запер ее на засов и по коридору потрусил в кухню. Из-за угла вынырнул Джой, бежавший ему навстречу с пистолетом в руке.
— Где ты пропадал, черт тебя возьми? — взревел Эппштадт.
— Я хотел спросить вас о том же самом.
— Да будет тебе известно, мы попали в переплет. Дом окружен со всех сторон.
— Окружен? Кем?
— Какой-то бандой психов. Весьма многочисленной бандой, должен заметить.
— Где они?
— Прогуливаются по саду. Где им еще быть?
И Эппштадт махнул рукой в сторону двери. Сквозь стеклянную панель ничего не было видно. Вероятно, нарушители успели вновь скрыться в полумраке ветвей.
— Поверь мне на слово, — буркнул Эппштадт. — Там, за дверями, притаилось множество людей — два, а то и три десятка. Одна из них, молодая взбесившаяся шлюха, пыталась помешать мне войти в дом — Он предъявил в качестве неопровержимого доказательства порванный рукав рубашки и поцарапанную до крови руку. — Боюсь, она и в самом деле бешеная. Придется мне делать уколы.
— Если они там, почему их не слышно? — пожал плечами Джой.
— Они там, можешь не сомневаться. А шуметь им ни к чему.
С этими словами Эппштадт двинулся в кухню. Джой следовал за ним по пятам.
Там они нашли Джерри — тот смачивал макушку водой из-под крана. Джой сразу направился к окну и уставился в темный сад в поисках зримых подтверждений слов Эппштадта, в то время как сам Эппштадт подошел к раковине, зачерпнул воды и принялся промывать свою рану.
— Кстати, телефон молчит, — сообщил Джерри.
— Ничего, у меня с собой мобильник, — откликнулся Эппштадт.
— От него тоже мало проку, — возразил Джерри. — Боюсь, землетрясение вывело из строя всю систему связи.
— Вы ведь выходили в сад, если не ошибаюсь? Видели Максин или Сойера?
— Брамс, мне не удалось выйти в сад. Там какие-то люди…
— Я знаю.
— Подождите. И закройте этот чертов кран.
— Я еще не закончил умываться.
— Я сказал, закройте кран.
Брамс неохотно повиновался. И как только стих шум льющейся воды, они различили другой звук, идущий из недр дома.
— Похоже, внизу кто-то включил телевизор, — изрек Джой, невозмутимый в своем великолепном простодушии.
Эппштадт подошел к лестнице, ведущей в башню.
— Нет здесь никакого телевизора, — возразил он. — А если бы и был, то непременно сдох бы во время этой свистопляски.
— Тогда что это? — покачал головой Джой. — Я ясно слышу лошадиное ржание, топот копыт и вой ветра. А сейчас, заметьте, никакого ветра нет.
Он был совершенно прав. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. И все же где-то раздавались завывания, чрезвычайно напоминающие саундтрек «Лоуренса Аравийского».