Однако в нынешнем своем опасном положении Кэнди едва обращала внимание на окружающие красоты. Хотя гигантская бабочка и сомкнула все свои шесть лап вокруг ее тела, Кэнди все же не могла не чувствовать, что ее вес — слишком большая нагрузка для насекомого, которое принуждено было напрягать все силы, чтобы тащить на себе двоих — ее и Остова. Малютка Спухлик, легкий как пушинка, был не в счет. Бабочка то выпрямляла, то вновь сгибала одну из лап, стремясь покрепче прижать к туловищу свою пленницу, и у Кэнди при этом всякий раз душа уходила в пятки от страха. Что же до Спухлика, бедняга все плотнее обхватывал голову Кэнди своими щупальцами, как скалолаз, пытающийся удержаться от падения с гладкого уступа.

Впрочем, причиной страха, терзавшего Кэнди и заставлявшего мучительно сжиматься ее сердце, была не только угроза падения. Едва ли не более пугающей оказалась для нее несмолкаемая болтовня Остова.

— Ты, поди, была уверена, что никогда больше меня не увидишь? — начал он.

Кэнди промолчала.

— Так знай наперед, — Остов повысил голос, — я не из тех, кто легко сдается. Если лорд Тлен желает тебя заполучить, я тебя к нему доставлю. Он мой властитель. Его слово для меня закон.

Он сделал эффектную паузу в надежде, что Кэнди, поверженная в ужас его словами, станет молить о пощаде. Но она и на этот раз не произнесла ни звука, и он продолжил самовосхваления:

— Лорд Тлен щедро меня наградит за верную службу. Пожалует землями на Абарате, как только наступит его Триумфальная Ночь и Тьма накроет своими огромными крыльями все вокруг. Ты хоть понимаешь, что это неизбежно произойдет? Что скоро наступит Абсолютная Полночь? И все, кто внесен в «Каталог Грешников», в эту ночь восстанут из мертвых, вот увидишь!

Кэнди решила не отвечать Остову, что бы он там ни бормотал, но любопытство взяло верх над благоразумием и даже над страхом, и она впервые с момента своего похищения подала голос:

— Господи, что это еще за «Каталог Грешников»?

— Вот как раз Господь там и не значится, — ухмыльнулся Остов в восторге от своего остроумия. — Это, к твоему сведению, книга, которую составила бабка моего господина Тлена, Бабуля Ветошь. Там перечислены семь тысяч величайших грешников Абарата.

— Семь тысяч грешников! И вы тоже из их числа?

— А как же!

— По-моему, гордиться тут особенно нечем.

— Много ты понимаешь! — засопел Остов. — Сумела однажды от меня удрать и теперь, поди, возомнила о себе невесть что? Не больно-то задирай нос, барышня! Стоит мне сказать слово, полетишь кубарем вниз! — На сей раз Остову показалось мало словесных угроз. Он наклонился вперед и резко выкрикнул: — Кэфайр!

В ответ на это приказание бабочка послушно разжала лапы, и Кэнди стремглав полетела вниз!

Она пронзительно взвизгнула, зажмурилась, но тотчас же опять широко раскрыла глаза, от ужаса ничего не видя перед собой. В ушах у нее свистел ветер…

— Джазах! — рявкнул Остов где-то высоко-высоко над ней. — Джазах!

Бабочка тотчас же нырнула следом за Кэнди и вновь подхватила ее лапами, однако теперь она удерживала девушку самыми их кончиками, ежеминутно рискуя уронить. Кэнди конвульсивно сглотнула. У нее начала кружиться голова. Остов перегнулся вниз, с одного взгляда оценил, какая опасность нависла над пленницей, которую ему стоило таких трудов захватить, и отрывисто пролаял третий приказ, немедленно выполненный бабочкой. Та подтянула Кэнди к самому своему брюшку и сдавила лапами так крепко, что толстые и жесткие волоски, которые покрывали все брюшко насекомого, стали немилосердно колоть шею и затылок Кэнди. Она чувствовала их даже спиной, сквозь плотный жакет Клеппа.

Вдобавок по щеке ее потекла струйка теплой жидкости. Бедняга Спухлик во время их короткого падения, видимо, решил, что они неминуемо разобьются насмерть, и в панике потерял контроль над своим мочевым пузырем. Кэнди подняла руку и потрепала его по гладкой коже, шепча:

— Все в порядке, малыш. Ничего не бойся.

Голос ее предательски дрожал. Во рту чувствовался привкус горечи, сердце колотилось как сумасшедшее, голова сделалась тяжелой. Она изогнула шею, чтобы взглянуть на Остова. Следовало принять решение, стоит ли попытаться установить с этим спятившим чудовищем какое-то подобие перемирия, чтобы он не проделывал больше таких рискованных трюков. Ведь в следующий раз бабочка может оказаться чуть менее расторопной, и тогда их со Спухликом ждет неминуемая гибель.

Но Остов, казалось, потерял всякий интерес к своей пленнице. Он напряженно всматривался вперед. Что могло так привлечь его внимание? Кэнди проследила за его взглядом и только теперь заметила на расстоянии примерно в четверть мили от их с Мендельсоном летательного средства целую флотилию воздушных шаров, выплывавших из-за огромного облака, которое освещали тусклые лунные лучи.

— Какого Нефернау они здесь болтаются? — злобно пробормотал Остов.

«Должно быть, это ругательство такое, „Нефернау“, — подумала Кэнди. — Вот я и узнала первое из здешних крепких словечек».

На воздушных шарах, похоже, заметили гигантскую бабочку — тот аэростат, что шел первым, изменил направление и двинулся навстречу Остову и Кэнди.

— Скрилл! Скрилл! — завизжал Мендельсон.

Бабочка, как и прежде, немедленно подчинилась приказу — стремительно спикировала вниз. Они спускались почти вертикально, и Кэнди, опасаясь, как бы им со Спухликом не выскользнуть из объятий бабочки, забросила руки за голову и что было сил вцепилась в брюшко насекомого, в жесткую щетину, которая больно оцарапала ей пальцы.

Внизу под ними показался остров. Если они сейчас упадут, то неминуемо расшибутся насмерть. Кэнди еще крепче сжала пальцы. Похитительница-бабочка была сейчас ее единственной надеждой остаться в живых. Бе и Спухлика.

Кэнди перевела взгляд на флотилию воздушных шаров. Аэростаты приближались, подгоняемые наверняка не одним лишь ветром, ведь всего за десять-пятнадцать секунд воздухоплаватели ухитрились вдвое сократить расстояние между шарами и мотыльком.

До слуха Кэнди донесся резкий свист, и что-то пролетело на большой скорости у самого ее лица. Через мгновение свистящий звук повторился, на этот раз его сопроводил поток абаратских ругательств. Кэнди задрала голову и взглянула на Мендельсона. Тот распластался поверх бабочки, прижавшись всем своим тощим телом к ее туловищу и голове. Кэнди хватило нескольких мгновений, чтобы понять, для чего он это сделал. По ним стреляли. На воздушных шарах летели охотники, которые, судя по всему, устремились в погоню за бабочкой, чтобы ее сбить. Быть может, они не видели наездника на спине у насекомого и пленницы в ее лапах. Или же им было все равно, что станется с этими двумя, когда снаряды достигнут цели. Вряд ли это имело такое уж большое значение для Остова и Кэнди, ведь в обоих случаях финал охоты был бы для них одинаково плачевен. Кэнди услыхала звук третьего выстрела, и почти одновременно раздалось что-то вроде шлепка. По всему гигантскому телу бабочки прошла болезненная дрожь.

— О Господи… — прошептала Кэнди, замирая от ужаса, — прошу тебя, не дай этому свершиться.

Но с молитвой она явно опоздала.

Чтобы увериться в этом, ей хватило одного взгляда на голову бабочки. Между огромными фасеточными глазами насекомого торчала арбалетная стрела, выпущенная охотником, одним из тех, кто размахивал руками и испускал победные крики в гондоле ближайшего из воздушных шаров.

Кэнди показалось странным, что из раны в голове насекомого не пролилось ни капли крови. Зато из отверстия сочилась струйка мельчайших, как пыль, разноцветных искр. Закручиваясь тугой спиралью, искорки поднимались вверх и таяли во мгле. Значит, это было не простое насекомое, а волшебное. Наверное, поэтому бабочка и не погибла мгновенно, как только стрела достигла цели, и не полетела камнем вниз, но продолжала, несмотря на свое явно смертельное ранение, парить в вышине. Более того, она даже попыталась набрать высоту, медленно, но мощно взмахивая гигантскими крыльями.