Он выглядел, как существо, прожившее слишком долго: его глаза смотрели из синюшных впадин; двигался он уверенно, однако медлительно. Инструменты, свисавшие с пояса, — ампутационная пила, трепан, небольшое зубило и три серебряных шприца — были мокрыми от крови, как и кольчужный фартук [22] демона. Очевидно, усталость не препятствовала его собственноручному погружению в физические аспекты агонии.

А еще с ним прилетели мухи — тысячи жирных, чёрно-синих мух. Насекомые вились вокруг его пояса и садились на инструменты, чтобы полакомиться влажным человеческим мясом. Они были то ли вчетверо, то ли впятеро больше земных мух, и деловитое жужжание эхом разошлось по мавзолею.

Демон остановился, воззрившись на Раговски с выражением, похожим на любопытство.

— Джозеф Раговски, — промолвил киновит. — Как сладостно было твое страдание. Но ты так быстро умер. Мне приятно видеть тебя на ногах.

Раговски напрягся.

— Ну, давай, демон.

— У меня нет нужды повторно рыться в твоем уме, — он повернулся к дрожащим колдунам. — Я пришел за этой пятёркой. Скорей, чтобы довести дело до конца, чем в надежде на откровение. Вся магия изучена вдоль и поперёк. Я исследовал ее наидальнейшие пределы, и очень, очень редко мне счастливилось найти записи действительно оригинального мыслителя. Если, как говорил Уайтхед [23] , вся философия — заметки к Платону, значит, вся магия — заметки к двенадцати великим текстам. Текстам, которыми я владею.

Как только демон заговорил, у Лили Саффро участилось дыхание. Она не выдержала, запустила руку в сумочку и принялась лихорадочно копошиться в её хаотичных внутренностях.

— Таблетки. О, Боше, Боже, где мои таблетки?

Нервные руки упустили одну лямку, и содержимое сумочки рассыпалось по полу. Саффро опустилась на колено, нашла бутылочку и подхватила её — ей нужно было срочно принять лекарство. Не подымаясь с пола, прижимая руки к груди и глубоко дыша, она жевала и глотала большие белые пилюли. Феликссон эту вспышку паники проигнорировал.

— У меня есть четыре сейфа, — обратился он к демону. — Я записал их местоположение и коды. Если для вас это слишком затруднительно, я сам всё принесу. Или же можете последовать за мной. Дом большой. Вам может понравиться. Обошёлся мне в восемнадцать миллионов долларов. Вы и ваши братья можете распоряжаться им на своё усмотрение — он ваш.

— Мои братья? — повторил киновит.

— Приношу извинения. Ведь в Ордене есть и сестры. Я забыл об этом нюансе. Тем не менее, уверен, что моих трактатов вам хватит сторицей. Я знаю, вы сказали, что в вашем распоряжении и так все магические тексты. Но у меня имеется несколько замечательных первых изданий. Почти все в идеальном состоянии.

Не успел демон ответить, как заговорил Хейадат:

— Ваше Величество. Или же «Ваша Светлость»? Ваше Святейшество…

— Хозяин.

— Как… у собаки? — переспросил Хейадат.

— Конечно, — вклинился Феликссон, отчаянно пытаясь угодить демону. — Если он говорит, что мы псы, значит, так и есть.

— Хорошо сказано, — молвил демон. — Однако говорить легко. Лежать, пес.

Феликссон замешкался на секунду в надежде, что это была всего лишь мимолетная ремарка. Но он ошибся.

— Я сказал лежать, — предупреждающе повторил киновит.

Феликссон начал опускаться на колени.

— Наголо, — приказал демон. — Ведь собаки бегают голышом.

— О-о-о… да. Конечно. Долой одежду!

Феликссон принялся раздеваться.

— И ты, — проговорил демон, указывая бледным пальцем на Коттлав. — Элизабет Коттлав. Будь его сукой. Также наголо, на четвереньки.

Она начала расстегивать пуговицы — ей не требовались дальнейшие уговоры.

— Погоди, — киновит двинулся к ней.

Потревоженные мухи отрывались от кровавой трапезы и взлетали в воздух. Элизабет зажмурилась, но демон всего лишь протянул руку и приложил ладонь к низу её живота.

— Женщина, сколько абортов ты совершила? Я насчитываю одиннадцать.

— П-правильно.

— Большинство утроб не переносят такого бессердечного отношения, — он стиснул кулак, и Элизабет тихонько охнула. — Но вопреки почтенному возрасту я могу дать твоему измученному лону способность наконец свершить то, для чего его создали…

— Нет, — в голосе Элизабет звучало больше недоверия, чем возражения. — Ты не мог…

— Скоро дитя будет здесь.

У Элизабет отобрало дар речи. Она просто уставилась на демона, будто таким образом могла добиться пощады.

— А теперь будь славной сукой и становись на четвереньки, — молвил киновит.

— Могу я кое-что сказать? — подал голос Полтэш.

— Можешь попытаться.

— Я… я могу быть вам очень полезен. То есть круг моего влияния достигает Вашингтона.

— Каково твоё предложение?

— Просто хочу сказать, что очень много крупных чиновников обязаны мне своим положением. Один звонок — и отчитываются они перед вами. Да, сила не магическая, но этого добра у вас и так в достатке.

— Чего ты просишь взамен?

— Лишь свою жизнь. Называйте любые имена любых дипломатов из Вашингтона, и они у ваших ног.

Киновит не ответил. Его вниманием завладела пара, стоявшая перед ним: Феликссон был в нижнем белье, и Элизабет также хранила скромность.

— Я сказал наголо! — рявкнул демон. — Оба. Взгляни на живот свой, Элизабет. Как он налился! Как насчет изнуренных сисек? Как они теперь выглядят?

Он стянул с нее остатки блузки и бюстгальтер. Иссохшее вымя её грудей действительно полнело.

— Для еще одного приплода сгодишься. И на этот раз ты не выскребешь его из своего лона.

— Что вы думаете о моем предложении? — не унимался Полтэш.

Прежде чем демон ответил, заговорил Хейадат:

— Он лжет. Полтэш больше хиромант, чем советник.

— Захлопни свой сраный рот, Хейадат! — взорвался Полтэш, но его товарищ маг продолжал:

— Мне доподлинно известно, что Вашингтон предпочитает услуги одной женщины по имени Сидикаро.

— А. Да. Я владею её воспоминаниями, — сказал демон, притронувшись к виску.

— И вы передаёте все своему Ордену, правильно? — спросил Хейадат.

— А разве я должен?

— Естественно, другие члены вашего Ордена…

— … не со мной.

Хейадат побледнел — он понял.

— Вы действуете в одиночку…

Прозрение Хейадата прервал стон Элизабет Коттлав — она стояла на четвереньках рядом с другим псом киновита, Теодором Феликссоном. Её живот и груди округлились и созрели. Чудотворство демона было таким могущественным, что её соски засочились молоком.

— Добру нельзя пропадать, — сказал киновит Феликссону. — Лицом к полу, слизывай.

Феликссон с готовностью нагнулся, чтобы исполнить приказ, и в тот же миг, очевидно, разуверившись в том, что его предложение примут, Полтэш отчаянно метнулся к двери. Он был уже в двух шагах от порога, но тут киновит бросил взгляд в проход, из которого появился. Что-то блестящее и змеистое ринулось из застенья, пересекло помещение и поймало Полтэша за затылок. Через секунду появились еще три цепи. Они окачивались крюками, годными и для ловли акул. Цепи обмотались вокруг шеи колдуна, его груди и пояса.

Полтэш заорал от боли. Жрец Преисподней прислушался к звуку, как истинный ценитель.

— Визгливо и дешево. Я ожидал большего от человека, протянувшего так долго.

Цепи рванули в три разных стороны, вмиг разрубив Полтэша на три части. Он замер на мгновение с ошарашенным видом, а затем его голова скатилась с шеи и с омерзительным шлепком ударилась о пол мавзолея. Через пару секунд за ней последовало тело — по земле рассыпались парящие внутренности, выпал желудок, расплескав полупереваренное содержимое. Демон поднял голову и вдохнул, наслаждаясь ароматом.

— Уже лучше.

Он сделал незаметный жест, и цепи, оборвавшие жизнь Полтэша, зазмеились по полу, взобрались по двери и обвились вокруг ручки. Они напрягли звенья, закрыли дверь и подняли крюкастые головы, как тройка готовых ринуться в бой кобр, пресекая дальнейшие попытки к бегству.